Самой загадочной фигурой моего семейного древа стал Павел Михайлович Волынский. Его персонаж оброс различными легендами – по происхождению поляк, перебравшийся по неизвестным (то есть необсуждаемым) причинам в Россию; был до того женат, но его жена погибла от копыт лошади; хозяйский сын (Павел Михайлович), бывший и до трагического события влюблённым в Ирину Ивановну, предложил ей руку и сердце. Конец его жизни проследить невозможно – по словам бабушки и мамы, он был репрессирован. После разговора с моими информантками образ Павла Михайловича трансформировался в кого-то, кто смутно напоминает одного из персонажей «Тихого Дона» М.А. Шолохова. Те небольшие отрывки из его биографии, которые были пересказаны бабушкой, больше похожи на вымысел, которым «залатали» пробел в семейной памяти. И причина этой подмены кроется за термином «репрессированный», который вырезал Павла Михайловича из семейного контекста.

Мой прадед был призван на фронт в конце войны, в 44-г., на крейсер «Ворошилов». Его служба оказалась хорошо задокументированной – в семейном альбоме сохранилась фотография и самого крейсера, и снимки прадеда с сослуживцами. Но жемчужиной коллекции стала фотография Сталина — ее бабушка поместила на самый первый разворот, по соседству с крейсером. Именно с ней она пришла ко мне, когда я готовилась к сдаче экзамена по истории в 11 классе. На развороте фотографии стоит дата и подпись – «19 августа 1947 год. Сталин, Косыгин, крейсер «Ворошилов». По словам бабушки, фотографий, фиксирующих этот знаменательный момент, было несколько, но в детстве она их разрисовала, так что ценности они более не представляли, и снимки выкинули. На одной из них Сталин и мой прадед были рядом – один стоял в стройном ряду моряков, другой обходил шеренгу с приветственной речью. Фотографию хранили в картонной коробке по соседству с остальными снимками со службы прадедушки, и никак не актуализировали в семейных разговорах. Как и когда моя мама увидела эту фотографию, она не помнит, но специального знакомства с этим событием не было; как бы то ни было, фотографии она помнит, но снимок со Сталиным она прокомментировала так - «я даже на нее вообще никогда и особо даже внимания не обращала».

Михаил Дмитриевич прошел всю Великую Отечественную войну, и на каком-то этапе попал в концлагерь. Со слов бабушки, он попал в Освенцим, дважды пытался бежать, но чудом выжил, получив увечья. И бабушка, и мама обращали мое внимание на его ногти, которые после пыток иглами были совершенно деформированы. Мое внимание привлекло утверждение, что он попал именно в Освенцим, лагерь, ставший свое рода синонимом термину «концлагерь». Мама не помнит названия концлагеря, ссылаясь все на то же «не любили говорить», но дала ценный комментарий, почему, как ей кажется, коммуникация была невозможна – поскольку эти разговоры были связаны с неприятными воспоминаниями.