А.В. ГУСЕВ, старший научный сотрудник Зоологического института АН СССР, член КПСС с 1943 г., участник двух войн, о его исключении из партии [...]. Непосредственным поводом для возникновения персонального дела послужило письмо, направленное 25 августа 1968 г. Л.И. БРЕЖНЕВУ и содержащее протест против оккупации Чехословакии. [...] В ходе дела А.В. ГУСЕВУ вменили в вину и его более раннее письмо о расхищении природных богатств Байкала, Керети и других природных районов, посланное им. А.Н. КОСЫГИНУ, Л.И. БРЕЖНЕВУ и в «Комсомольскую правду». ГУСЕВ указывал, что причина этих действий, ведущих к непоправимым последствиям, — безответственность и безнаказанность высших бюрократических инстанций. Из секретариата КОСЫГИНА и из редакции были получены сдержанно-положительные ответы, а секретариат БРЕЖНЕВА переслал письмо для разбора в первичную партийную организацию. Еще одно письмо, затрагивающее проблемы государственной и общественной жизни и предназначавшееся для отправки А.Н. КОСЫГИНУ, было выкрадено из служебного стола ГУСЕВА комиссией, разбиравшей его персональное дело под руководством инструктора Василеостровского райкома партии О.С. ХМЕЛЕВСКОЙ. Одновременно были выкрадены и письма личного характера, которые также фигурировали в деле. Партсобрание института под председательством О.А. СКАРЛАТО исключило ГУСЕВА из партии 8 декабря 1968 г. [...] Против коммуниста, который знал о письме ГУСЕВА по поводу Байкала и не донес, возбуждено персональное дело.

[...] я испытал на себе такое административное давление – сильнейшее административное давление, при том же очень мерзкое административное давление. Я работал на ВГТРК – на втором канале. И начал снимать все это движение, потому что это народное движение, это был митинг. [...] И я начал это все отсылать само собой как средство массовой информации. Но по закону я не имел права воспользоваться другим каналом как второй. Меня убедительно просили, потом стали проверять. Сейчас же как – тайм-коды пишутся – на какой ты камере снимал, да, на какой машине приехал. Начали смотреть, на какой же я камере снимал то, что мне не поручили. То есть, начали вот эту разную гадость. Потом мне директор ВГТРК, [...], сел за столом и говорит: «Слушай, так и так. В общем, сказали всех нафиг убирать [из профессии], кто только голову поднимает». На самом деле так, я думаю, это не секрет. То есть, вот опять административный ресурс. Я тогда стал снимать в качестве архива. Просто приезжал и в качестве архива уже снимал ролики. Видела, наверное, «Нет геноциду». Стал просто поддерживать это движение. Потом мы сели за столом вот так вот, да, сели за столом. И он… для меня это вообще мерзко было. И он начал загибать пальцы, какую он гадость может сделать, ты понимаешь. [...] Он начал: «Слушай, у тебя на миллион оборудование. Оно у тебя сгорит, я на тебя все это повешу. У тебя там это дело, у тебя там то». [...] Я звоню знакомым своим, с которыми работали: «Сереж, как дела. Сереж, у нас вот такая проблема», я еще на ВГТРК был: «Но нам запрещают. Я тебе потихонечку все это дело. Мне не гонорара, ничего не надо. Ну, просто я тебе отдам и все. Ты от своего имени вот это все, что я перечислил». Везде [на всех телеканалах] запрещено. Где начинается запрет, так сразу начинаются запреты везде.

Но предположим, оптимисты окажутся правы, войны не случится, и с голодом человечество, так или иначе, успешно справится. Ну, а затем?
Затем предполагается развитие цивилизации более «умудренный» и «осторожной». Однако при этом люди столкнуться с, пожалуй, не менее страшной перспективой, основные контуры которой вырисовываются уже сейчас.
Новый термин «биоцид» выражает суть проблемы. Речь идёт об уничтожении всей биосферы. [...]

Вот звенья в цепи преступлений человечества против природы:

1. Загрязнение вод рек, озёр, морей и океанов химическими и радиоактивными отходами, заграждение почв теми же отходами и эрозия почв;
2. Уничтожение растительного и животного мира планеты;
3. Загрязнение атмосферы и изменение её газового состава;
4. Нарушение температурного баланса атмосферы и биосферы.

Я под впечатлением была, я прочитала закон, природо.. ресурс, закон издали, в общем, чтобы разрабатывать полезные ископаемые по всей России. Они что, всю Россию перекопать решили? Поставить на баланс? И разрабатывать эти месторождения будут Америка, Англия, Германия… ну ведь что выходит? Они разобрали уже всю Россию, на куски раздали без боя? Я когда читала, мне так было плохо, у меня даже руки затряслись. Как можно такие указы издавать и голосовать за такие приказы, это вообще нонсенс. Как будто я читала и я была в ужасе. Я сидела и у меня создалось впечатление, что этот закон разрабатывали и утверждали роботы, которые будут питаться металлами и дышать отходами от разработок этих металлов. [...] Будто эти законы писали люди, которые не едят, не пьют… будто эти черноземы, где производятся продукты, сельское хозяйство уничтожить все. Ведь если я понимаю, если бы в этом была необходимость, были технологии какие-то… вот, они говорят, будут рабочие места. Так почему вы колхозы разорили, все животноводство разорили? [...] Зачем уничтожать то, что дает и так доходы, если к этому относиться… с уважением? И с любовью? А мы-то привыкли работать на земле. [...] И наша местность, она предназначена для этого. Я не понимаю тех людей, которые подписывают… они думают, так и будет. Нет, этого так не будет. Уничтожите свой народ – вас тоже уничтожат, вас ведь не оставят.

Серьезность проблемы рекультивации земель признается всеми. Да и трудно спрятать от взоров людей изуродованные окрестности десятков городов на Урале, в Кузбассе, Донбассе, на Кольском полуострова, в Подмосковье, в Экибастузе, Караганде и в новом Ачинском бассейне. [...] Обобщая различные официальные данные, можно утверждать, что горнорудная промышленность и торфоразработки повредили не менее 1,5-1,8 млн.га.
Специалистами по рекультивации давно установлено следующее соотношение: карьер, площадью в 1 га, "обеспечивает" захламление вокруг себя 6 га, и приводит к понижению грунтовых вод, засыханию растительности и другим экологическим нарушениям на площади как минимум 15 на. Максимум - 20-25 га. Учитывая это, можно сказать, что карьеры, шахты и разработки торфа съели не менее 20 млн га территории нашей страны. Следуя излюбленным газетным аналогиям, это можно приравнять к площади Бельгии или других малых стран: получается 7 Бельгий или одна совсем не малая Западная Германия.

И здесь я могу сказать, что ни одного человека «Норникеля» за это время здесь не было, кроме тех кто на «Норникеле» работал когда-то. То есть, это часть протестного движения - люди, которые приехали с «Норникеля». И эта часть... во многом весь этот протест сформирован именно на их личных рассказах о проблемах со здоровьем, о проблемах с экологией […] Да, потом уже начали поднимать Оленегорск. Мурманск-никель, Норильск. Это же не проблема сейчас интернет: открыл и смотри, что там происходит. Поэтому это тоже часть движения. Как правило. они неактивны с точки зрения какой-то деятельности. Но на каждом митинге обязательно найдется человек, который работал там, жил там и который рассказывает, что нас ждет здесь. Причем тут есть такой маленький момент, если мы говорим о «Норникеле» - то там Заполярье, там вечная мерзлота. И то, что там на поверхность вытащили, оно лежит, оно же никуда. А здесь в нашей климатической зоне [Воронежская область] все уйдет в землю. Все уйдет в грунтовые воды и пойдет. Это уже никто не отрицает.

В США одни штаты категорически возражают против того, чтобы другие, более богатые, исходя из собственных интересов, размещали в них «грязные» производства. Они называют это формой колониализма… Если американцы или японцы выносят «грязное» производство в страны Азии или Африку, газеты разных стран называют это – и не без оснований – неоколониализмом. Отношения между Москвой и властями Эстонии или Украины можно было бы назвать типичным примером отношений между метрополией и колониями. Так же, как размещение Байкальского комбината не под Ленинградом, в центре страны, а в окраинной слабо развитой Бурятии. Разница, однако, заключается в том, что при «колонизации по-русски» и сама метрополия – Россия и ее жители – ничего не выигрывают, и российская природа эксплуатируется и разрушается ничуть не меньше, чем природа остальных 14 республик.

На самом деле, я потом изучал этот вопрос, дело в том, что в конституциях цивилизованных стран везде есть такое – аборигены решают, разрабатывать или не разрабатывать. [...] Как вот мы здесь живем, мы считаем себя аборигенами. Как там индейцы. Мы имеем приоритетное право голоса. А конституция России – она очень хорошая. [...] Вопрос в том, что она не выполняется. Поэтому в Воронеже сейчас опять нам отказано в референдуме. Ведь мы готовы сделать референдум. [...] Ни вот так вот ехать на каждом углу, чтобы тебя полиция останавливала, а просто сделать один раз референдум. И всё, и сказали бы, нужен никель или нет. Так они, зная, что люди скажут «Нет», отказывают каждый раз. Был в Новохопёрске суд по референдуму – отказали. Теперь в Воронеже тоже отказывают. Конституция наши права конституционные даже в суде не подтверждает. Это говорит о том, что она не работает. Нужно сделать так, чтобы конституция наконец заработала, а президент, который является гарантом конституции, начал наконец-то ее соблюдать [...]. Президентов у нас сколько было, пальцев не хватает. А мы как были здесь, так и остались.

В нашем сугубо материалистическом обществе до предела ослаблены духовные связи с прошлым, с предками, и можно сказать, они почти вовсе отсутствуют, эти духовные связи-нити у нас с нашими потомками. Природные процессы которые нарушает человек, по времени далеко выходят за рамки жизни одного-двух поколений. И законы об охране природы будут эффективными, если они будут совпадать с главными ценностями общества. [...] Ни один серьезный советский писатель, будь он коммунист или не коммунист, не находит иной моральной основы для своих призывов беречь природу, кроме так или иначе закамуфлированные религиозных учений. [...] Иных абсолютных, непреходящих ценностей они найти не могут.
Пример западных стран не даёт оснований для иллюзии о быстром решении проблем дисгармонии человека и природы с помощью религиозных идей. Но несомненно, что именно в сфере развития глубинных, фундаментальных идей о человеческом бытие следует искать такой гармонии, или, по меньшей мере, смягчения дисгармонии.

Что удивило меня, это даже не группа, это позиция [имя священника] и [имя другого священника]. Это два священника, один благочинный, другой, в общем-то... тут до 90-х гг. была одна церковь. [...] И там служил долгие годы [имя священника]. Он очень известная в городе личность. Вот он и [имя другого священника] открыто не побоялись поддержать эти все выступления [митинги против добычи никеля]. Его из благочиния, где эта наша церковь, перевели деревню, где и церкви-то нет. Типа, подымай целину, если такой умный. Он вот эти кресты благословлял, которые ставили, охранные.